Сны золотые
ФИБРИОНЫ
Есть такие фибрионы маловидимые, но их мильоны и мильоны
в воздухе растворено.
То взбираются на небо, то спускаются с небес: золотые — с пайкой хлеба,
а серебряные — без…
Много тоньше волоконца, и, снуя среди планет, они словно споры солнца,
а возможно, что и нет.
Ах, дружок, — им нету счета, и, прищуривая глаз, так на них взглянуть охота
ну еще хотя бы раз:
вот на этот клок сирени, на веретено пчелы, блики света, пятна, тени,
паутинки меж листвы,
на зеленый и на синий, с розоватою каймой, головокружащии иней, на цветы над головой,
на…
А плакать здесь не надо, а смеяться — Бог с тобОй! Высоченная ограда
между небом и землей.
А когда сомкнутся веки, так, что некуда смотреть, вещества из человека
фибрионы ловят в сеть.
И в пространство улетая, человеку что жалеть? Жизнь — кривуля,
запятая…
Точка — вовсе же не смерть.
Не грусти, дружок, покуда мы живем с тобою здесь: фибрионовое чудо — это только света взвесь,
это, в общем, ниоткуда…
**
Одно останется в нагрянувших потемках — о, Господи, и это тоже мне! — жить в лампе керосиновой на дне, замурзанным и со слезой по саже… Чуть полыхнет и высветит в огне впредь, чем сгореть, такие страсти, аже не видели и в самом страшном сне
ученики из школы Караваджо.
ФИЛОЛОГ
Бывает речь темна, нехороша, рожденная из детских фобий, снов, наитий… Невыразима бедная душа, но сколько таинств в ней и роковых событий!Перебивать? Нет — стойте где стоите!И все бессвязнее, мучительней рассказ… Прошелестев еще две-три фонемы, очнется человек —
зачем сейчас
сей тьмы глотнул, уже в который раз
коснувшись неподвластной смертным темы?
И вот его уже осмыслен взор, слова вкусны, жест точен и уместен. С какими силами тягался? «Экий вздор!
Давайте наш продолжим разговор».
Он как филолог хорошо известен: цитат — чуть-чуть —
не дай бог перебор!
А выпив, плачет
от цыганских песен.
ВОСПИТАНИЕ УЧЕНИКА
Покуда ученик мелок крошил,
он сотню жизней словно пережил.
С музейного крыльца скатился перстень вновь в Геркуланум и насквозь прошил кремнистый путь, кору, и мох, и плесень скосив слоями, обнажив костяк
уже забытых, но прекрасных песен.
Весь год учебный он ловил ворон — и вот они летят со всех сторон: из аспидной доски, из адовой тоски, из косяков дверных квадратов черных
и «новенькой» очей потусторонних…
А я смотрел — полынь да лебеда… И как тосканские — холмы и косогоры… Вобрать в себя, запомнить навсегда
и речь воды, и неба разговоры!
А я смотрел в бездонное окно, где проступает множество пометок, царапин грифельных, где за-пе-чат-ле-но комет свеченье и смятенье веток. И если раздавался вдруг звонок, то сей школяр, оправданный, по праву мог, очень даже мог схватить мелок
и кинуть в одноклассником ораву.
ПРАЗДНИК
А. Аханову
Средь серебристых водометов и шаровидных облаков мир от детей галдящих — розов,
от взмывших голубей — лилов.
Когда на пляже водный праздник и танцы в клубе речников, красивая, как тульский пряник,
афиша выставки цветов
плывет над книжною палаткой, над стендами ВДНХ, над показательною грядкой
к воздушным сводам цветника.
А с дебаркадера далеко слыхать, как духовой оркестр играет марш, и стекла окон
дрожат во всех домах окрест.
И вот в цветник или на праздник спешит художник молодой. Под мышкой у него подрамник,
и желтый ящик за спиной.
Он мог бы стать натуралистом и орнитологом, но он — школяр, пачкун, любитель свиста,
он птичьим пеньем увлечен.
С натуры птиц он не рисует. Он прячет в бороду лицо. Картина называться будет
«Большое птичье-е яйцо».
Вот белый эллипс, фон же — синий… Расколем скорлупу, но там нет ничего, что бы картины
смысл объяснить сумело нам.
Куда доходней птиц отлов! Он взгляд вперяет вверх, на своды, где эмбрионы облаков шарообразны, где заводы заоблачны и миллионы
тучелитейных в них цехов.
Когда же в клубе бал в разгаре и бражники у фонарей вращаются, как бы в угаре, а ночь печальней и темней, в порт входят корабли, из парка несут букеты мальв и роз, звучит финал сонаты — ларго — под рокот говорящих звезд, и холст в кладовке начинает светиться, будто бы экран, в овале белом оживают картины дня: цветник, фонтан, весь радужный… И до рассвета, как в старом и немом кино, в коробке душной и без света, где птичья кружится планета,
дня таинство освещено.
Сны золотые