Эпирская тетрадь
Как очарован Сур Дас переливами Кришны свирели после сезона дождей, как с карнизов и веток капели в солнечных вспышках, в журчанье ручьев…
Вдоль дороги
в белых повязках идут длинноногие боги. Мне б хоть свистульку из глины, ветрушку,
стригущую воздух,
я разумею не речь, а журчанье ее — я,
Владыки Небесного олух.
То, что недвижно, — вдруг ожило;
замерло то, что в движенье.
Музыкой дивной сражен я — победа в моем пораженье. Не отличаю я щебета птиц от вздохов коровы. В жилах дерев токи вод,
словно в Джампе-реке, полнокровны.
Вот и олени теряют тропу, и по мхам забредают в самую чащу, и в кроны рога заплетают — только ноздрей трепетанье, и дрожь,
и зрачок, полыхнувший кармином…
В это же время исходит на землю болидов лавина, в росчерках огненных небо, как будто огневался Индра, видно — далече, а что на ладонях — не видно. Боже,
не слишком ли много в твоем инструменте регистров?
Как необъятна любовь твоя, так же и гнев твой неистов. Музыка эта чудна, но чудесна, нет спаса — силы где взять,
чтоб внимать ей усталому сердцу Сур Даса?
Как пастухом ты за стадом ходил
в ожерелье из цвета лесного,
как колесо стрекотало, как мира крепилась основа,